В небесах — жалобное веяние безнадежности. С высоты, расстилая погребальные саваны, спускается мрак.
Сегодня Найк пыталась всю ночь уснуть, но ничего не вышло. Воспоминания разбивали реальность и проклятым роем врывались в ее сознание… От них нет спасения. Взяв сигареты, босыми ногами прошлепала на балкон. Курить. Алмазной крошкой на небе выложена Кассиопея. Она так ненавидела выходные, потому что оставалась один на один со своими воспоминаниями. Они душат ее, преследуют, мучают… Самое страшное то, что от них нельзя спрятаться. Память –тюрьма, а Найк – пожизненно заключённая. Обречена, смотреть на мир через осколки прошлого… Небо затянули тяжёлые чёрные тучи. Они так низко нависли над городом, что вот-вот упадут на крыши домов. Дождь… Она любила… В нём можно спрятать свои слёзы… В который раз… 
Колючей проволокой боли жизнь тянет трупы серых дней… Дней, которые слились в бесформенное нечто и поглотили ее, ее настоящее и будущее.
Случайно ломает сигарету. Внезапная мысль острием ножа врезается в сознание. Страх, дикий звериный страх, растекается и, смешиваясь с кровью, врывается прямо в сердце. Несколько секунд – ни единого стука. Молчание и тишина.
Иногда стоны города возвращали ее в реальность, в которой вот уже годы она жила.  Бурлящее море толпы с пеной у рта, пыталось затянуть в клоаку судорожной жизни и быта. А она так отчаянно отбивалась и строила стены, хватая руками невидимые силуэты прошлого… Но настоящее защелкнуло свои наручники на запястьях. Солнце прощалось с ней и с миром, садясь за горизонт, прощалось, чтоб когда-то сказать снова здравствуй, но в этот раз она была не уверенна в том, увидит лиона его снова. Краски теряли свой цвет, тускнели
День не предвещал ничего хорошего. Ну, правда, что может быть хорошего в городском мероприятии? Тем более, когда это ярмарка и когда тебя отправили снимать все это дело. Ну, вот неужели не было чего поинтереснее. Найк вышагивала, чеканя каждый шаг в своих тяжелых ботинках. Но она любила этот город, порой такой странный, но все, же это был ее город. У каждого есть свой город, как имя, или фамилия, так и город. Трон, так называли его местные, всегда был именно тем самым городом. И пусть он хранил на задних двориках ее страшные тайны, он все же оставался ее городом. Витрины пестрили разноцветными плакатами, сулившими скидку, разные яркие украшения в виде гирлянд, которые так примитивно смотрелись на фоне невообразимой осени, которая так искусно раскидала свои краски. Людей на улицах было много, их лица мелькали, как карды кинопленки на ускоренной перемотке. Многих Ривелли знала, ну, как знала, конечно, не лично, но видела и не раз. Кроме всей этой метушни, как в муравейнике, было еще и главное событие дня. Мэр должен был открыть памятник на центральной площади города, возле фонтана. Очередная ненужная вещь. Муравейник продолжала жить по каким-то своим и только ему понятным правилам. А ведь и правда муравейник и каждого муравья своя роль, которую он будет выполнять до конца своих дней. А Ривелли шла в другую сторону, против течения и так было всегда и будет всегда. На улице ветер безжалостно срывает с деревьев листья и уносит их в неизвестном направлении, чтобы потом бросить где-нибудь на дороге.